|
Намида Кейтаро
|
| |
Пост N: 1
Info: сновидение
Откуда: SPb
|
|
Отправлено: 30.11.09 15:05. Заголовок: Намида Кейтаро, 19 лет, невольник
1. Имя и фамилия.
Намида Кейтаро
2. Возраст.
19
3. Кем вы были до того, как попасть в это чудесное заведение?
Студент.
4. Биография.
Господину Намида Фудо присущ был нечеловеческий оптимизм, что в полной мере проявилось, когда ему предложили возглавить дипломатическую миссию в России. Он находил такое положение вещей весьма удачным, особенно если учесть, что Владивосток совсем недалеко от горячо любимой родины. Романтика одинокого существования его особо не прельщала, а потому довольно скоро в мир вступила уже чета Намида, прекрасную половину которой составила русская девушка Ольга, искусствовед галереи современного искусства. Оба они были людьми активными и жадными до жизни, и появления маленького Кейтаро ожидали уже три человека: двое с радостью и счастьем и один со смесью любопытства и подозрения. Этим последним заинтересованным лицом была его пятилетняя сестрёнка Тани. Сие событие, однако, было омрачено заявлением врачей о том, что мальчик страдает довольно редким недугом – термоанестезией. Счастливые родители поначалу не до конца осознали, чем конкретно им это грозит. Пока жизнедеятельность маленького Кея всецело находилась под контролем мамы, ничего особенного не происходило, но вот как только он получил возможность к самостоятельному передвижению, начались приключения. Будучи неспособным как-то воспринимать холод или тепло он хватался за включённые обогреватели, совал руки в горячую воду и прочая, прочая, чем заметно разнообразил практику педиатра. Родители считали, что лишать ребёнка свободы в познании жестоко, а потому старались окружить его круглосуточным надзором, к которому подневольно была привлечена и восьмилетняя уже Тани. К слову, её это обстоятельство раздражало сразу по двум причинам. Во-первых, она не видела никакой объективной причины, по которой маленькому Кею уделяют больше внимания, и, во-вторых, в доме завёлся ещё один обитатель – вредная няня. Мальчик, однако, настроений сестры не разделял и, как мог, искал общения. Тани с сомнением рассматривала многочисленные чёрно-синие каляки, которые, по горячим и искренним, правда, слегка сбивчивым заверениям брата, были её портретом. Сама она уже год как была ученицей местной музыкальной школы и с удивлением отметила, что в лице Кея судьба явила ей самого благодарного слушателя, способного часами внимать ненавистным гаммам. К тому же, она находила весьма забавным общаться с братом на японском в присутствии няни. Незаметно ограждение брата от всяческих опасностей окружающего мира из обязанности переросло в насущную необходимость. Неунывающий отец тем временем шерстил обширную сеть знакомств в поисках решения очередной проблемы. Унаследовавший и приумноживший родительскую непоседливость Кей с завидной регулярностью неожиданно падал без чувств от перегрева. К шести годам он уже был, так сказать, постоянным клиентом одного исследовательского института и заимел опасливое недоверие ко всему светящемуся и текучему. Врачи настоятельно советовали родителям Кея оставить его хотя бы на период начального обучения в более-менее безопасных домашних условиях. Няню сменила учительница Лидия-сан, добрая и даже отзывчивая, но весьма занятая женщина средних лет. Уроки Кею нравились, а потому проходили очень быстро, потом приходила из школы сестра, и он всё с тем же упоением вслушивался в уже чистые и гармоничные звуки фортепиано, но вот вечера всё ощутимее пустели. Конечно, любить его не перестали, но родители полагали, что он уже достаточно большой, и можно вздохнуть спокойно, а сестра находила очень интересным общество своих школьных друзей, в котором, конечно, не было места младшему брату. Учительница приносила ему книги, которые следовало прочесть по программе, и он постепенно так полюбил это занятие, что перед сном начиналась война за свободу освещения комнаты. Увы и ах, она постоянно заканчивалась неудачей, но зачастую вражеская сторона в лице мамы или папы соглашалась в качестве отступных почитать вслух. Воображение в отличие от света почему-то не выключалось, и он ещё долго лежал в темноте, выстраивая сказочные пейзажи и примеряя на себя переживания героев. Дни сплелись в цветную ленту и незаметно ускользали из рук, подошло время средней школы. За успеваемость родители не переживали, да и к обилию незнакомых людей мальчик кое-как притерпелся во время многочисленных профилактических осмотров, но всё же оставлять его одного было как-то странно и боязно. Конечно, это была не обычная общеобразовательная школа, но разве что-либо способно удержать детей, пусть и упакованных в строгую форму, от беготни по рекреациям на переменах? К несчастью, родители Кейтаро не учли ещё один аспект. Его необычность очень заинтересовала излишне любознательных одноклассников, а власть учителя далеко не безгранична. Началось всё с первого же обеда, когда весь класс с затаённым дыханием ждал, что будет, когда мальчик примется за горячий чай. Этот фокус он выучил одним из первых. Да, он не различал температуру, но незначительные болезненные ощущения в плотно обхвативших стакан пальцах недвусмысленно указывали на то, что лучше подождать. Он подул на чай, и вместе с ним разочарованно выдохнули пятнадцать его одноклассников. Большинство сразу же потеряло интерес, но пару упёртых естествоиспытателей это подтолкнуло к активным действиям. Особенное много хлопот в незнакомых местах доставляло Кею мытьё рук. Обычно он просил кого-нибудь из взрослых включить воду. Это обстоятельство и натолкнуло проказников на мысль, что, в общем-то, ничего не стоит как-нибудь его отвлечь и перекрыть кран холодной воды. Не сказать, чтобы Кей очень удивился, ощущения как раз были давно знакомы. Он посмотрел на покрасневшие ладони и мгновенно выдернул их из-под воды, привычно приготовившись к запаздывающей боли. Поверить в то, что так мог ошибиться взрослый, у мальчика не получилось, да и выраженное ожидание на лицах соседей не оставляло простора фантазии. Не тратя время на раздумья, он размахнулся и сбил струю воды в лицо того из них, что стоял позади. Тут уже было не до условностей вводной, в умывальне разгорелась шумная свара с последующим растаскиванием зачинщиков по углам. До ритуальных извинений дело не дошло, потому как перед глазами Кея всё потемнело, и он безвольно обвис на руках учителя. Когда по пробуждении мальчик обнаружил себя в своей постели, сперва решил, что всё ему приснилось. Его быстро разуверили родители, устроившие ему осторожный допрос. Разговор зашёл даже о продолжении обучения дома, но Кей, поочерёдно перебрав воспоминания прошедшего дня, решил, что в целом новый опыт был скорее интересным и волнующим, чем пугающим. На следующее утро его, сияющего и довольного, в класс сопроводила сестра. В качестве боевой единицы она выглядела внушительно и заметно подпортила мораль юных экспериментаторов, а потому извинения всё-таки были принесены - быстро, скомкано, глядя в пол. Кей, не таивший особой злобы, принял их, и конфликт себя изжил. Хоть он и не мог принимать участие в подвижных играх и соревнованиях, но заинтересовал сверстников красочными пересказами прочитанных книг, а затем и изложением плодов собственной фантазии. К нему быстро привыкли, и жизнь постепенно снова вошла в размеренное русло. Единственное, о чём порой жалел мальчик, - это то, что сестра необъяснимо, но от того не менее неотвратимо ускользала в загадочную взрослую жизнь, закончила музыкальную, а потом и обычную школу, поступила в университет и звалась теперь дома не иначе как Наш Юный Археолог. Упросить её сыграть ему что-нибудь сделалось настоящей проблемой, но всё-таки моменты тихого счастья ещё приходили. Один из них выпал на неожиданно погожее октябрьское утро. Кей внимал мягким переливам первой сонаты для фортепиано Бетховена, распластавшись прямо на ковре, в прямоугольнике солнечного света, и пытался осознать то, что, по словам сестры, в силу возраста ему понять было не дано. Вот например – каким образом в её жизни мог появиться кто-то настолько важный, что его имя можно было упомянуть двадцать раз за полчаса. Наблюдая из-под полуприкрытых век за движениями Тани, он незаметно соскользнул в дрёму. И снилось ему, что он стоит на облачном поле, таком, какое он часто видел из самолёта, и кругом светло и тихо. И впереди спиной к нему стоит сестра. И никого-никого больше вокруг. Надо только подойти и коснуться её плеча, и она обернётся… Резкий громкий звук безвольно упавших на клавиатуру рук вырвал его из сна. Он подскочил, как ужаленный, как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как сестра плавно падает назад с вертящейся табуретки, и едва успел подставить руки. Она распахнула глаза и шумно вздохнула, как будто вынырнула из-под воды, сфокусировала взгляд на обеспокоенном лице младшего брата. Потом резко выпрямилась и нервным жестом поправила волосы.
- Что это со мной?
Кей опустился на колени рядом с табуреткой и взял сестру за руку. Заглядывая снизу вверх ей в глаза, спросил:
- Тебе плохо?
Казалось, она на секунду прислушалась к своим ощущениям, затем неуверенно ответила:
- Нет… Нет, я… Кажется, я уснула. Как странно.
Потом она словно бы вспомнила что-то, улыбнулась и свободной рукой потрепала его по волосам.
- Знаешь, а я во сне видела тебя. Наверное, переутомление...
Он нетерпеливо ткнулся лбом в замершую было ладонь и затараторил:
- А что ещё? Что ещё? Что там было?
Тани задумалась.
- Кажется… Да нет, ничего. Очень светло было. И я обернулась.
Кей восторженно на неё уставился и сжал её кисть обеими руками.
- Как здорово! Нам снился один сон, представляешь?
- Да, удивительно.
Она рассмеялась, потом мягко высвободилась из цепких пальцев мальчишки.
- Ладно, у меня ещё много дел на сегодня.
Дверь с тихим стуком закрылась за ней, и Кей остался наедине со своим неожиданным открытием. Клавиши фортепиано были гладкие и приятные наощупь, он бездумно перебирал их и размышлял, может ли такое быть случайностью. Теперь каждый вечер перед сном он пытался представить, позвать, дотянуться. Видения сменяли друг друга всё более осмысленно, связно и последовательно, но он всё равно был там один. Постепенно этот случай стал забываться. Но вот в один прекрасный день, а точнее даже вечер, лучащаяся счастьем Тани объявила родителям, что собирается замуж. Да, за того самого Вадика. Да, через два месяца. Да, переедет. Кей на всякий случай уточнил, надолго ли. Ответ его озадачил. Он почему-то никогда не думал, что сестра может куда-то переехать навсегда. Ночью он долго метался и не мог уснуть. Заверения, что это совсем-совсем нестрашно, и что она будет приезжать в гости, как-то слабо успокаивали. Наконец он провалился в сон и оказался посреди музейной залы. Он осмотрелся. Всё казалось каким-то необычно большим, потолок терялся в полумраке. Тишина давила и перерастала в тягостный напряжённый гул. Какое-то время ничего не происходило, но вот, как будто из ниоткуда, материализовался полупрозрачный призрак Тани. Она звонко смеялась и порхала над мраморным полом, пышное белое платье жило какой-то своей жизнью и парило в воздухе, окутывая фигуру сестры серебристым мерцанием. Потом, увлечённая изречением вслух каких-то отрывочных высказываний, она пересекла помещение и растворилась в огромном зеркале. Через мгновение смех раздался где-то в другом конце огромной залы. Кей двинулся на звук, по пути разглядывая скульптуры. Все они изображали Тани с разными выражениями на гладких белых лицах. И у всех были пустые белые глаза. Вдруг одна из них наклонилась к нему. Мальчик испуганно отшатнулся. Смех раздался где-то совсем рядом, позади. Он обернулся, и столкнулся лицом к лицу с белым призраком. Полупрозрачные рукава-крылья распахнулись и заключили его в объятья. Обстановка резко поменялась. Его окружал свет. И звуки фортепиано. Что-то неузнаваемое, плавное, на грани слышимости. Он негромко позвал:
- Тани?..
Раздался приглушённый стук каблуков. Он попытался осмотреться, но кругом был только свет.
- Тани, где ты?
Свет начал меркнуть и превратился в снег, белыми мухами кружащийся на чёрном фоне. Мальчик понял, что смотрит в небо. Потом перевёл взгляд вниз, на свои босые ноги и услышал взволнованный голос сестры:
- Кей, ты же простудишься!
Из темноты к нему протянулась рука, и он схватился за неё не раздумывая. В следующее мгновение он уже лежал на ковре в комнате сестры, в прямоугольнике солнечного света, прямо как в тот день. Тани сидела на табурете перед фортепиано, опустив руки на закрытую крышку. Он приподнялся на локтях. Сестра медленно обернулась и озадаченно осмотрелась. Наконец она решилась нарушить тишину:
- Кей… Мне ведь это снится, да?
Он встал и подошёл к ней, осторожно коснулся плеча, потом вдруг улыбнулся:
- Не знаю, давай проверим!
Подошёл к двери и повернул ручку, в последний момент Тани вскрикнула:
- Не надо!
Кей распахнул дверь, и видение тут же померкло. Мальчик озадаченно моргал, глядя в тёмный потолок своей комнаты. Потом перевёл взгляд на часы. 4:23. Определённо не лучшее время, чтобы ломиться к сестре и выяснять, получилось ли. А потому он перевернулся на другой бок и погрузился в глубокий сон без сновидений. Разбудил его тихий стук в дверь. Было всё ещё темно. Он сполз с кровати, приоткрыл дверь и выглянул наружу. В коридоре, зябко кутаясь в халат, стояла Тани.
- Можно с тобой поговорить?
Он тряхнул головой, разгоняя сонливость, накинул халат поверх пижамы и поплёлся за ней на кухню. Там он забрался на подоконник, рассеянно наблюдая, как сестра наливает себе какао.
- Мне тут сон такой странный приснился…
Кей навострил уши. Она вкратце пересказала ему то, что он и сам прекрасно помнил. Потом оторвалась от сосредоточенного изучения содержимого своей кружки и взглянула на него.
- А потом ты исчез, и я так напугалась… Вот… Уснуть не могла. Извини, что разбудила.
Ко внутреннему ликованию примешалась доля вины. Сам-то он спокойно спал дальше. Кей ободряюще улыбнулся.
- Ничего, я ведь здесь. Я тоже испугался. Вчера. Ты ведь не пропадёшь, да?
Они просидели на кухне до рассвета. Тани увлечённо рассказывала про новую жизнь, про экспедиции, ожидания, надежды, открытия. Горячо уверяла, что конечно его не забудет, что будет так же любить своего смешного младшего брата. Много слов. Кей слушал, кивал и улыбался. Отчего-то ему казалось, что сестра оправдывается. Что-то необратимо изменилось в этом мире. Всё, что ему оставалось – принять и отпустить. Дом наполнился радостной суетой, коробками, раскиданными вещами. Потом комната Тани опустела. Впрочем, как и сны. Кей ещё пару раз пробовал дотянуться до сестры, но она словно бы отгородилась от него, оставила в воспоминаниях. Ему снилось, что он заключён в пространство музейной экспозиции и наблюдает за происходящим снаружи из-за толстого стекла. А Тани словно бы ходит по зале, не замечает, не слышит его, лишь иногда обращает на него взгляд, улыбается и снова ускользает.
Время шло. Кей и сам закончил школу, поступил на филологическое отделение и погрузился в студенческое бытие с головой. Университет открывал намного больше возможностей для самостоятельной работы. Ссылаясь на напряжённую учёбу и невозможность пропускать занятия, парень стал частенько увиливать от плановых осмотров и прочих издевательств, но закон равновесия и родительского бдения был неумолим и явил возмездие в лице домашнего врача. Не то чтобы молодой немец Кею сильно не нравился, но само его круглосуточное наличие в доме поначалу вызывало лёгкий дискомфорт пополам с неприятием. А оттого парень намеренно утрированно коверкал его имя, обращаясь к нему не иначе как герр Алекзандер, и разговаривал в его присутствии исключительно на русском или японском, хотя изучал и немецкий, и тем более универсальный английский. Врач, однако, проявлял чудеса выдержки, стоически переносил всевозможные капризы, а иногда и беззлобно подшучивал над подопечным в ответ. Было в его перманентном надзоре и ощутимое преимущество, которое Кей оценил по достоинству: ему разрешили заниматься в бассейне. Постепенно их общение перешло с потребительского на более личный уровень. Тани тем временем вовсю развивала бурную деятельность. Были телефонные звонки, письма, посылки со всякой милой чепухой типа разноцветных кристаллов, черепков, камней загадочного назначения. Бестревожно и беспечально его жизнь пересекла уже девятнадцатый рубеж.
Однажды зимним вечером, ковыряясь в дебрях латыни, Кей услышал доносящийся из гостиной взволнованный голос матери, призывающий кого-то успокоиться. Прозвучало имя сестры. Он поднялся из-за стола и прислонился к дверному косяку, осторожно выглянул наружу, пытаясь понять, о чем они разговаривают. Мама, бледная и растерянная, прижимала к уху трубку, из которой доносились рыдания.
-. Конечно, конечно, приезжай! Прямо сейчас.
Наконец разговор был окончен. Кей подошёл к матери и осторожно спросил, что произошло. Она путалась в словах и постоянно переводила взгляд, словно думала о многих вещах одновременно.
- Вадик… Свод пещеры обрушился. Его завалило…
Кей на секунду замялся, но всё же спросил:
- Он в больнице?
Мама покачала головой и поднесла руку к губам, словно сама готова была расплакаться.
Парень прислушался к своим ощущениям, но как ни старался, не мог найти в себе горя, которое отражалось на лице матери. Абсолютно всё перекрывало ожидание скорой встречи с сестрой. Родители поехали в аэропорт, он же остался дожидаться дома. Когда Тани, подавленная и тихая, наконец переступила порог, Кей с удивлением понял, что теперь она едва ли достаёт ему до плеча. Не поднимая глаз, она подошла, на мгновение соприкоснулась с ним в коротком объятии и тенью скользнула в свою комнату. Первые дни она вообще не показывалась оттуда, потом стала выходить к ужину, но оставалась тихой и замкнутой. Кей часто слышал, как она плачет, закрывшись в комнате, но не решался зайти. Ощущение полного бессилия и невозможности что-либо изменить впервые укололо его так сильно. Наконец он решился попробовать дотянуться до неё снова. Парень очутился всё в той же музейной зале, но его поразила произошедшая там перемена. Пол скрывался под завалами битой керамики и камня. В высоких стрельчатых окнах, ощерившихся осколками стекол, завывал ветер. От двух рядов статуй, тянувшихся вдоль стен, остались только пьедесталы с неузнаваемо изувеченными остовами. В центре залы, перед единственным целым изваянием, изображавшим мужа в полный рост, сидела Тани. Образ её был нечётким и смазанным, подрагивающим, как будто по нему пробегали помехи. Бесформенное одеяние, словно воск оплывшей свечи, растекалось по полу, забиралось в трещины. Казалось, она была навечно прикована к полу, неспособная сдвинуться с места. Кей подошёл к ней и опустился рядом. Потревоженные осколки породили неожиданно громкий и неприятный звук. Тани оторвалась от созерцания мраморного Вадика и медленно повернулась к нему. Парень чуть не вскрикнул от ужаса. На месте глаз на лице сестры зияли тёмные провалы. Подавив страх, Кей обнял её за плечи и притянул к себе.
- Пойдём… Пойдём отсюда…
Тани рванулась и закричала. Пол задрожал, по стенам поползли новые трещины. Парень сильнее сжал её в объятиях, с ужасом наблюдая, как трещины змеятся по потолку, как с грохотом обрушиваются вниз куски лепнины. Наконец своды не выдержали и провалились внутрь. Кей накрыл сестру собой и зажмурился, ожидая удара, но ничего не произошло. Звуки резко оборвались. Парень открыл глаза. Казалось, они с сестрой висят в бесконечной темноте. Он осторожно отстранился и взглянул на неё, всё ещё не разжимая рук. Тани спрятала лицо в ладонях. Её голос был тих, словно шелест осенней листвы.
- Нет. Ничего. Больше.
Кей развёл её руки и заглянул в лицо.
- Неправда. Ты есть. И я есть. Давай придумаем новое? Всё, что захочешь.
Она открыла глаза. И в них промелькнула надежда. Отозвалась эхом:
- Ты есть…
Когда Кей очнулся, то обнаружил, что почему-то утыкается носом в ковёр. Вечером того же дня, когда он вернулся с занятий и принялся за задания, сестра неслышно возникла на пороге его комнаты.
- Можно я посижу с тобой?
Парень кивнул и некоторое время ожидал, что же будет дальше. Но Тани тихонько присела на край кровати и сделалась будто бы частью интерьера. Он решил, что лучше оставить её в покое, и вернулся к своим занятиям. Вдруг сестра заговорила, тихо, почти без выражения. Она рассказывала про верфи, чаек, порт, пляжи, море, маяки, яхты, ветер, перескакивала с одного на другое, всё сплелось в один клубок, который Кей никак не мог распутать. Какое-то время он просто слушал её, но потом всё постепенно прояснилось. Она наполняла этим бессвязным потоком слов пустоту внутри. То, что он увидел ночью, превзошло все его ожидания. Беспорядочное нагромождение металлических ферм, кое-где сохранивших очертания портовых кранов, возносилось прямо из штилевого моря. Тут и там на тросах с тихим скрипом покачивались огромные крюки. На самой высокой балке закреплён был ослепительно-белый фонарь, призванный, судя по всему, заменить отсутствующее светило. На воде, чётко очерчивая освещённый круг, в такт волне колыхалась цепь светящихся жёлто-оранжевых шаров поменьше. Дальше простиралась всё та же абсолютная темнота. Тани сидела на одной из нижних перекладин и болтала ногами в воде. Перемещаться по этому разрозненному пространству получалось только рывками. Кей материализовался рядом с сестрой, восторженно воскликнул:
- Здорово! Тани, тут всё такое…
Он не находил слов, чтобы выразить своё восхищение. Девушка взглянула на него и её губы тронула слабая улыбка. Кей почувствовал, что неожиданно обрёл ещё одну пару конечностей, а именно – огромные крылья, которые удивительно органично уместились за спиной. Он осторожно повёл ими, попробовал расправить, потом спрыгнул на воду - почему-то ему показалось, что по ней вполне можно ходить – сделал пару шагов, звонко рассмеялся, распахнул крылья и взмыл в воздух, сделал неполное сальто, зависнув напротив сестры вниз головой. Его восторженно распахнутые глаза оказались на одном уровне с её растерянно-восхищёнными. Он улыбнулся так широко, как только мог.
- Спасибо!
Потом в приглашающем жесте подал ей руки. Она доверчиво вложила свои ладони в его. Казалось, что от этого прикосновения она сама стала невесомой и легко поднялась вслед за ним. Вместе они взлетели на самый верх и устроились по бокам от светящейся сферы. Кея поражала лёгкость, с которой принимал изменения этот новый мир.
- Можно мне попробовать?
Тани кивнула, и он с энтузиазмом принялся за дело. Из водных глубин пробился красноватый свет, темнота заклубилась у дна и приняла форму гигантских цветов. Постепенно они налились своим собственным красно-фиолетовым свечением. Их циклопические лепестки плавно покачивались, следуя движению подводного течения. Тани спрыгнула с балки и медленно, словно воздух вдруг сгустился до консистенции вишнёвого джема, опустилась на воду. Кей сидел и наблюдал поверх сцепленных пальцев, как она кружится в одной ей известном танце, раскинув руки в стороны. Он плавно вынырнул из сна, постепенно умещаясь в границы человеческого тела. Вечером он застал сестру в гостиной. Утонув в мягком кресле, она смотрела в никуда. На лице её блуждало мечтательное выражение. С этого дня она стала чаще выходить, разговаривала о чём-то с родителями. Гнетущее напряжение постепенно стало проходить. Тани послушно следовала за матерью по развлекательной программе бесконечных выставок, кофеен и магазинов. Однажды вечером, когда все они собрались в гостиной, раздался телефонный звонок. Мама с дежурной улыбкой слушала кого-то на другом конце провода, затем прижала трубку к груди и, немного понизив голос, мягко произнесла:
- Тани, милая… Это родители Вадика. Они хотят тебя навестить.
Девушка какое-то время смотрела на неё, словно силясь понять смысл её слов, потом вдруг побледнела и распахнула глаза. Тонкие пальцы вцепились в мягкую обивку кресла. Она задержала дыхание, затем шумно выдохнула и обхватила голову руками.
- Как же это… Что же…
Женщина выронила трубку и бросилась к дочери. Спрятав лицо у неё на груди, Тани беззвучно содрогалась. Мама гладила её по голове и пыталась успокоить, потом увлекла безвольную девушку в её комнату. Трубка укоризненно истекала короткими гудками. Когда мама снова показалась в гостиной, она выглядела очень растерянной.
- Я дала ей успокоительное. Она спит.
Женщина рассеянно мяла рукава домашнего свитера.
- Говорит, что не может вспомнить…
На следующий день Кей заглянул к сестре. Та неподвижно сидела в кресле напротив окна. На его появление она никак не отреагировала. Парень постоял на пороге в нерешительности, потом шагнул внутрь, прикрыл за собой дверь и устроился у подлокотника её кресла, привалившись к нему плечом. Рука Тани переместилась с подлокотника ему на загривок и зарылась в волосы.
- Я запуталась – начала она бесцветным голосом. – Как я могла… всё забыть?
Он причудливо извернулся, чтобы не сбросить руку сестры, и уселся на колени напротив неё. Она сфокусировала на нём взгляд, слегка взъерошила чёлку, затем прижала ладонь к щеке.
- Скажи… Я правда такая ужасная?
Кей накрыл её ладонь своей и энергично замотал головой.
- Нет, Тани, нет! Почему ты вообще…
Договорить он не успел. Две блестящие дорожки пересекли невозмутимое с виду лицо сестры.
- Я ничего не чувствую, понимаешь? Как будто…
Она замялась, подбирая слова, откинула голову назад, сдерживая слёзы, глубоко вдохнула и продолжила.
- Как будто я это в книге прочитала… Как будто не со мной…
Кей опустил глаза и упёрся взглядом в её колени. Похоже было, что он сделал что-то неправильное. В горле у него пересохло. Он медленно произнёс:
- А ты бы хотела помнить?
В воздухе повисло молчание. Кей сжал кисть сестры в ладонях, затем раскрыл их перед собой, разглядывая тонкие бледные пальцы. Наконец до него донёсся сбивчивый шёпот:
- Но это же… моя жизнь. Я будто бы и не жила. Спала три года. А потом… потом открыла глаза, и осталось только… ничего не осталось…
Она говорила что-то ещё, но Кей её уже не слушал. Он боролся с мучительным чувством вины вкупе с мучительной же обидой. Неужели эта разбитая жизнь была лучше? А если и правда – была? Вдруг он сделал что-то ужасное, ещё хуже? И стоит ли рассказать? Или сделать вид, что он тут ни при чём? В конце концов он решился. Взглянул на сестру в упор.
- Тани, послушай меня. Ты веришь в чудеса?
Девушка замолчала, на её лице отразилось непонимание.
- Помнишь, я тебе как-то сказал, что мы видели один и тот же сон?
Она неуверенно кивнула. Кей сам удивлялся, как глупо и странно звучат его слова, но продолжал. Рассказывал, как смог её найти, как пообещал ей придумать новое, как они вместе это новое создавали. Сперва Тани вымученно улыбалась и пыталась вставить что-то о буйном воображении, но потом в глаза её закрался страх. Она отдёрнула руку и прижала её к груди. Кей поспешил оправдаться:
- Пойми, я не хотел… Я думал, так тебе будет легче! И ты не виновата! Это всё… случайно…
- Случайно. – шёпотом повторила она, затем чуть громче. – Случайно…
Голос её дрожал. Пальцы нервно теребили кулон на цепочке.
- И ты… Ты… Так вот просто – влез мне в голову, да? Я тебя просила?!
Кей неожиданно отчётливо понял, что это уже не остановить, как не в силах человек противостоять лавине, но всё-таки предпринял последнюю попытку:
- А ты бы хотела и дальше мучаться? Это – лучше?
Звонкий звук пощёчины эхом отдавался у него в голове. Он прижимал руку к щеке, и все мысли его свелись к одной – за что? Словно бы издалека до него донесся голос сестры, сдавленный, злой:
- Убирайся! И не смей больше… Никогда!
С трудом нащупав пол под собой, он поднялся с колен и, сосчитав по дороге все углы, вышел. В коридоре он столкнулся с матерью. Не в силах понять её вопрос, он только тряхнул головой и, обогнув её, проследовал к себе. Какое-то время Кей стоял, прислонившись к закрытой двери. Шаря глазами по комнате в попытке найти хоть какой-нибудь якорь для мятущихся мыслей, он мельком увидел своё отражение в зеркале: растерянное, ошарашенное, с широко открытыми немигающими глазами. У Кея в зеркале по лицу текли слёзы. Он прикоснулся пальцами к щекам, бездумно размазывая солёную воду по коже. Оторвавшись от созерцания своего отражения, парень пересёк комнату и уселся на кровать. Мысли одна краше другой следовали перед ним как на параде. В голову медленно вползало осознание чего-то неотвратимого. Сейчас Тани расскажет родителям. Родители тоже испугаются. Что тогда будет? И – огромный транспарант поперёк всей колонны – «она меня ненавидит». Кей замер в ожидании. Стемнело. По потолку пробежал свет фар. Вернулся с работы отец. Приглушённые голоса за дверью. Потом тишина. Кею казалось, что время остановилось. Сидеть и ждать было уже невыносимо, а потому он залез на кровать, лёг прямо поверх покрывала и забылся.
Утром отец вызвал его к себе. В кабинете Кей бывал редко, а потому в кресле напротив стола чувствовал себя особенно неуютно, как на предметном стекле. Рядом, на диване, сидела мама. Воздух буквально звенел от напряжения. С процедурой приветствия и пожелания доброго утра было покончено, отец тяжело вздохнул и приступил к основному вопросу.
- То, что говорит Тани – это правда?
Кей не нашёл нужным отрицать. Коротко ответил:
- Да.
Отец сцепил пальцы в замок, обдумывая последствия этого маленького слова, затем продолжил.
- И давно ты это заметил?
Кей повторил свой рассказ, теперь уже для родителей. Отец внешне оставался невозмутим, но вот мама из последних сил сдерживала слёзы.
- Не подумай, что мы тебя обвиняем, нет.
Отец выставил раскрытые ладони вперёд в жесте отрицания.
- Это – дар. Но сам ты не можешь научиться им управлять. Мы с мамой всё обсудили.
Дальше он рассказывал про какую-то «академию» в Японии для таких же «одарённых». Кей додумал про себя: «Проще говоря, закрытый интернат. А если совсем просто – концлагерь». Отец тем временем вещал дальше. Про сборы, перелёт, что там, конечно же, всё подготовят к его прибытию. Через две недели. Последние слова вырвали Кея из оцепенения. Его поразила оперативность, с которой от него спешили избавиться. Он уже опёрся на подлокотники и собирался встать, но тут с дивана вскочила мама и пригвоздила его правую руку к полированному дереву своими ладонями.
- Родной, пожалуйста, пойми! Ты же не знаешь, что делаешь. Вдруг ты кому-то навредишь?
Парень почувствовал себя в глухом окружении. Он откинулся на спинку, всем видом показывая, что готов внимать дальше.
- Кейтаро, это необходимо.
Волшебное слово. Необходимо улыбаться, когда тебя фотографируют, необходимо быть вежливым, необходимо терпеть всё, что придумывают врачи. И вот теперь – необходимо скрыться с глаз подальше, чтобы, не дай бог, кто-нибудь ещё не прознал. Кей поморщился.
- Хорошо. Я представлю свои пожелания по украшательству в письменном виде, скажем, послезавтра. Теперь я могу идти?
Отец некоторое время пристально смотрел ему в глаза.
- Да, конечно. И… - он на секунду замолчал. – Мы надеемся на твоё благоразумие.
Парень кивнул, встал с кресла. Мама всё ещё не выпускала его руки. Он собрал всю свою волю, улыбнулся и сказал, чётко выделяя каждое слово.
- Мама, я всё понимаю.
5. Характер.
Спокойный рассудительный мальчик. Не в меру любопытен, довольно открыт. Питает слабость к разного рода играм. Чётко разделяет окружающих на «чужих» и «своих». Причём если «своих» он воспринимает как равных, то на «чужих» смотрит несколько свысока. По причине тепличного воспитания бывает раздражающе капризен и настойчив, хотя сам воспринимает это как должное. Всё по той же причине сильные переживания повергают его в коллапс, отчего он просто перестаёт думать о проблеме и занимает свои мысли чем-то другим либо действует неадекватно. Способен концентрироваться на заинтересовавшем его вопросе.
6. Внешность.
Рост 177. Довольно худой и жилистый. Как и большинство мальчиков пошёл в маму, унаследовав зелёные глаза и русые волосы. О причёске особенно не заботится, а потому на голове у него творческий беспорядок средней длины. Черты лица правильные, всё ещё не утратившие детскую плавность. Голос приятный и выразительный: наполняется обертонами, если парень чем-то увлечён, или звучит в одной тональности, обозначая тем самым крайнюю степень раздражения. На руках, особенно на ладонях, заметны шрамы от ожогов. В одежде удобство предпочитает красоте.
7. Способности персонажа.
Сновидение
8. Ориентация и пристрастия вашего персонажа.
Ещё не озаботился этим вопросом.
9. Как персонаж ведет себя в «Академии». Как относится к неволе?
Пока равнодушно. По сути ещё не успел ничего осознать, за исключением того, что это «концлагерь для одарённых». Пришёл к мысли, что отступать в общем-то некуда.
10. Какие-либо связи с другими персонажами?
Пока нет.
11. Что-то еще?
С самого детства родители и сестра при каждом удобном случае проверяли его температуру, касаясь губами лба, а потому сие действие успокаивает его практически мгновенно на подсознательном уровне. С обретением формальной самостоятельности носит на левой руке вместо часов датчик, отслеживающий температуру тела и окружающей среды.
12. Ключ?
ключ
13. Пробный пост 10-15 строк.
Позже у него было время подумать. Масса ничем не занятого времени. Наверное, это и вправду было необходимо. Для него, для сестры, которая всё ещё не желала его видеть, для родителей, которым он и так обязан очень многим. Отпущенный ему срок подходил к концу. Чемоданы стояли ровным рядком у стены. Кей сидел на кровати в опустевшей комнате и пытался думать о хорошем. Но, так как всё сложно-хорошее в своей вселенской подлости обернулось плохим, мысли его сосредоточились вокруг хорошего простого. Он представлял себе грейпфрут. Большой и пронзительно-оранжевый. Как здорово надрезать шкурку лепестками и по одному их отгибать. И как потом приятно пахнут руки. Его размышления прервал молодой врач, замаячивший в проёме двери. Кей склонил голову к плечу, грустно улыбнулся и произнёс.
- Герр Алекзандер… Значит, вас отсылают вместе со мной? Мои соболезнования.
Скомканное прощание, такси, аэропорт – и вот он уже сидит в самолёте, всматривается в непроглядную темноту внизу и впервые ощущает не менее непроглядную темноту в своём предполагаемом «будущем». Встречающие больше напоминают конвой, снова заднее сиденье и тонированные стёкла. Машина ненадолго останавливается перед массивными воротами, затем неторопливо следует по подъездной дорожке к главному зданию и замирает. Ожидая, когда откроют пассажирскую дверцу, Кей бросает взгляд на сидящего рядом врача. Тот ободряюще улыбается. Парень вздыхает, приводя в относительное спокойствие мысли и чувства.
- Ну что ж. Посмотрим, куда нас сослали.
14. Ваш реальный возраст?
24
15. Контакт
578071507
16. Как часто сможете появляться?
Почти каждый день.
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
